Молчаливые ответы

Автор Протопресвитер Харалампос Пападопулос

Разбился насмерть в аварии один совсем еще молодой человек, живущий по соседству. Остались маленькие детки. Улыбки исчезли с их лиц, так и не успев расцвести полным цветом. Хрупкие плечики слишком рано принимают на себя такой тяжелый груз. Раненые сердечки остаются без ответа на вопрос: «…почему наш папочка?», который они задавали на похоронах.

Никто их не спросил, смогут ли они вытерпеть, вытерпят ли… Такова реальность жизни. Уникальность личности и отношения исчезают в один миг. Кто не осознает, что «одно мгновение – и все это смерть наследует» [1], тот пребывает в плачевной прелести. Кто-то может сказать, что смерть нас караулит, ищет, постоянно назначает нам свидания и застилает наши глаза ужасом… И один только Христос назначил ей встречу, которая ей дорого стоила. После Его воскресения она утратила свою силу, потерпев поражение. В этой битве жизнь вышла победительницей, а время обновилось, отдалив эсхатологическую перспективу и увенчав вечность.

Да, безусловно, как физическое явление смерть существует. Но мы теперь видим, что теперь уже жизнь сильнее. В нас крепка жажда победы над злом и разложением. И мы в своей душе имеем искру бессмертия, ощущаем свежее дыхание Рая. Ведь, как говорит святитель Иоанн Златоуст, как бы долго мы ни жили, мы не можем примириться с фактом смерти, потому что были созданы для бессмертия.

Итак, в эти дни, когда тень смерти легла на мою обыденную жизнь и беда стала постоянной темой для обсуждения соседей, ко мне подошел один из детей. Ему было, как мне показалось, примерно лет двенадцать. Он был напуган, в его глазах явно была видна тревога. Улыбнувшись непослушными губами, спросил:

– Отче, почему??? Почему он умер? Этот человек еще утром целовал своих детей. Попрощался с ними у школы, а затем ожидал окончания занятий, чтобы забрать их домой. Мы расстались на несколько часов, а он исчез навсегда. Почему?

Я почувствовал боль и волнение, которые скрывались за этими словами. Какое же эмоциональное напряжение этот ребенок должен испытывать, чтобы задавать такие вопросы, какой опыт жизни побуждает его бояться и вместе с тем искать ответ, чтобы дать покой воющим у него внутри теням!

Мне не хотелось отвечать. На самом деле я сам переживал те же чувства, что и это дитя, и у меня были те же вопросы. Так или иначе, я ощущал в своем сердце боль этого ребенка, она имела тот же лик, что и моя собственная. Я ему не ответил. Не проронил ни слова, лишь покачал головой, взял его за плечи и обнял. Невозможно, чтобы в этой жизни на все был ответ. Невозможно все объяснить и разложить по полочкам. Нужно наконец-то и нам, церковным людям, понять, что духовная жизнь и связь с Богом не означают, что ты знаешь все. У нас нет ответов на все вопросы только потому, что мы ходим в храм. Даже являясь «духовными» людьми, мы не можем знать все. Напротив, мы должны научиться молчать. Отвечать: «Не знаю. Это мне неизвестно». Отнесись, в конце концов, с уважением к таинству жизни и смерти.

Нет, мне не стало стыдно. Впервые мне не стало стыдно за свою реакцию, за то, что я тоже страдал вместе с ребенком, задающим вопросы, на которые у меня не было готовых ответов. Я прочувствовал слезы Христа, пролитые над смертью его друга Лазаря, ощутил капли пота Иисуса в Гефсиманском саду, когда он испугался и освятил нашу боль. И мне стало не стыдно за то, что я тоже человек и не все мне известно.

Не хотелось давать какой-то, возможно, где-то прочитанный или от кого-то услышанный ответ. Не было внутреннего ощущения, что я непременно должен ответить, будучи Его представителем, как будто бы Он когда-то покидал человеческие сердца, чтобы я занял в них Его место. Нет, я просто постарался, насколько смог, не играть подобной роли. Я оставил ребенка самого понять, прочувствовать и помолиться обо всех «почему» в этих затуманенных и испуганных глазах.

– Не знаю, – сказал я. – Не знаю, дитя мое. Знаю лишь, что Он есть. Но прости меня, у меня нет ответа на твои вопросы. Я не знаю, как и почему. Но я тебя чувствую, понимаю; если хочешь, мы можем вместе помолиться, и я уверен: Он нам ответит.

– Каким образом? – спросил мальчик.

– Ниспослав терпение и надежду в наши сердца. Так Бог отвечает.

Раньше я бы так и не поступил. Я бы много, очень много говорил, стараясь красивыми словами и убедительными риторическими доказательствами заглушить голос ребенка, эхо этого мучительного «почему», чтобы не просыпались мои собственные вопросы.

Но я так не сделал, не чувствовал, что это нужно. Теперь я знаю, как следует говорить: «Я не знаю… у меня нет ответа на все вопросы… умолкаю пред таинством».

Мне на память пришли слова почившего отца Александра Шмемана: «Мне приходилось не раз в жизни стоять у постели умирающего в страшных мучениях ребенка. И что же? Мог я объяснить что-то окружающим, доказать, оправдать, как говорят, «религиозно» эти мучения и эту смерть? Нет. Я только мог сказать: Бог здесь, Бог есть. Я мог только исповедать всю неизмеримость этого присутствия с нашими скорбными земными вопросами. Нет, конечно, не из нужды в объяснении веры…» [2] 

Ссылки:

1. Последование отпевания.

2. Прот. А. Шмеман. Воскресные беседы. Часть 1. О вере.

Отрывок «Молчаливые ответы» цит. по изданию: Протопресвитер Харалампос Пападопулось. Каждый конец – это новое начало. Духовно-просветительское издание. – Усекновенская пустынь «Катафиги» Великой Лавры преподобного Афанасия Афонского. ООО «Синтагма». М., 2020. – 128 с. [с. 106-113] Перевод с новогреческого иером. Агафангела (Легача)